Мы начнем с того, что обратим внимание на следующий факт: не все окружающее нас обладает видимыми признаками сексуальности. Например, она отсутствует у холмов, полей, гор, морей, рек, водоёмов и прочих им подобных элементов окружающей среды (впрочем, есть люди, готовые это оспорить, но этот текст не для них). Следовательно, есть что-то, что придаёт устойчивый чувственный контекст только избранным визуальным образам. Поэтому, не имея возможности детально остановиться на совокупности общеразделяемых эротических символов, обратимся к ключевому для данной темы понятию – «жизнь».
То, что мы называем жизнью, представляет собой системы сложных химических соединений, образующих разного рода группы, команды, кольца, ряды, спирали. Важнейшая задача всех этих объединений и программ, всего живого – выжить. Отдельно взятая личность не в состоянии жить вечно. Влечение к бессмертию реализуется человеком в стремлении к воспроизводству. Половое воспроизведение, технологически сопровождаемое сексом, наиболее важная проблема для любого организма, наделенного полом. Расположившись на вершине эволюционного развития, человеческая особь может гордиться тем, что её сексуальное поведение самое совершенное во всем животном мире. Во всяком случае ей так кажется.
Двойное деление, конъюгация, копуляция, спаривание – вот поступи развития человечества на эволюционной лестнице, выстроенной Ч. Дарвином. Совершив качественный скачок, человек смог отделить половое удовольствие от его биологической цели. Наличие эстетической составляющей симулирует ценностные установки копулятивной функции. Будем считать, что такая способность может быть эффективной лишь при анализе живых организмов, для которых характерна ограниченная возможность преобразования структуры. Всякая форма культурной активности, и в особенности декоративно-оформительское искусство, постоянно стремится перещеголять предыдущую, ставя своей целью возбуждение интереса публики, представляющей потребительский срез общества. Темы и сюжеты становятся все более и более рискованными, сначала описания касаются человеческого естества, после совершается незаметный переход к противоестественному. Массовая, то есть совершенно невинная публика, постепенно привыкает к крайностям безнравственности и приучается видеть в этом прерогативу искусства.
Происходящая подмена – перенос художественной симуляции в сферу массовых коммуникаций и торговли – создает иллюзию правильности принятых решений, будь то покупка нового продукта или отданный голос. Искусство, творимое не одиноким художником, а обезличенным толпообразным населением, обретающим жизнь в массовом производстве «культуры», предстает свободным от оценочных суждений.
Уважение всех и всяческих прав приводит к тому, что периферийные и маргинальные комплексы, вследствие своего более активного либидо, оказываются в авангарде любой творческой деятельности. Реализация этих комплексов становится способом воспроизводства открывателей новых миров для скромно очарованного среднего класса. Пресная, безвозмездная жизнь, которую ведет человечество в конце тысячелетия, нивелирует сытую праздность и маргинальную помойку, а желание узнать свежую новость поперчёнее порождает соблазн попробовать всё самому.
Реальность, являясь фактически субъективной, дает полную свободу моделировать её, сообразно полученным имплозивным сообщениям. Индивидуальное поведение складывается из автоматических реакций, естественных или условных, подсознательных побуждений или влечений, традиций и социальных навыков. Стратегия и тактика желания определяются как сумма незначительных очевидных истин и больших перелицованных неправд. Расфокусированная реакция порождает необходимость возникновения непрозрачных знаковых систем, позволяющих игнорировать так называемые реальные проблемы. Мистификаторские иллюзии конструируют самореализующуюся мечту.
Вольно, а чаще невольно, инстинкт воспроизводства, некое смутное желание, даёт о себе знать во всех видах осознанной, и в ещё большей степени – неосознанной, человеческой деятельности. Думая о чём угодно, в конечной степени приходишь к одному – завоевыванию противоположного, прежде всего – противоположного пола, а для интеллектуала-эстета – равно и своего, с целью инфицирования бессмертием или ради чистого незамутненного практическими целями искусства.
Любая торговля имеет свои хитрости, но в торговле «секвозностью» (СЕКсуальным ВОЗбуждением) их больше, чем где бы то ни было, так как она касается абсолютно всего в человеке. Зачастую она лишена логики, и вынуждает отказаться от иллюзий, что чувства человека соответствуют его способу жизни. Лицо, волосы, губы, груди, ноги, цвет, запах, звуки, движения, ритм или его отсутствие, девиация, лёд и пламя, воздействуя на нервную систему, не отвечают на вопрос: что же конкретно вызвало «секвозность».
Чем же объясняется эта инфицированность?
Мы возбуждаемся в тот момент, когда переводим взор с явлений духовного порядка на внешние формы их проявления, причём эти формы, в свою очередь, раскрывают нам то, на что мы смотрим и за чем наблюдаем. В этом аспекте, используя предлагаемые подходы, стирающие грани между различными наборами поведенческих реакций, производных от явлений, не отягощенных бременем какой-либо привязанной к ним сущности, мы можем заявлять о процессах, активно влияющих на сексуальное здоровье. В тех случаях, когда потенциальных положительных качеств в изображенных эротических моментах недостаточно или нет вовсе, художественная убедительность их несравненно низка или вообще отсутствует.
Здесь уместно вспомнить недавнюю советскую историю, когда традиционно доступный, разрешенный и даже обязательный сексуальный подтекст носили упаковка и реклама некоторых, строго ограниченных, видов товаров, таких как чулки/колготки, мыло, парфюмерия, спортивные изделия. (А также иллюстрации к воображаемой жизни в мире, «где все продается и все покупается»). Психосоциологическая зрелость индивида и общества в целом, задаёт правильную меру инициативы или активности, пассивности или податливости, предлагая возбуждению не выходить за рамки принятых на данный момент норм приличий.
